Как бы сильна ни была память, она не в состоянии удержать всех подробностей, особенно тех, которые неважны для сущности дела; но многие из них нужны для художественной полноты рассказа и должны быть заимствованы из других сцен, оставшихся в памяти поэта (напр., ведение разговора, описание местности и т. д.); правда, что дополнение события этими подробностями еще не изменяет его, и различие
художественного рассказа от передаваемого в нем события ограничивается пока одною формою.
Неточные совпадения
Леонид Андреев сначала был в «Курьере» судебным репортером. С захватывающим интересом читались его
художественные отчеты из окружного суда. Как-то он передал И.Д. Новику написанный им рождественский
рассказ, который и был напечатан. Он очень понравился В.А. Гольцеву и И.Д. Новику, и они стали просить Леонида Андреева продолжать писать
рассказы.
Предполагаем, что поэт берет из опыта собственной жизни событие, вполне ему известное (это случается не часто; обыкновенно многие подробности остаются мало известны и для связности
рассказа должны быть дополняемы соображением); предполагаем также, что взятое событие совершенно закончено в
художественном отношении, так что простой
рассказ о нем был бы вполне
художественным произведением, т. е. берем случай, когда вмешательство комбинирующей фантазии кажется наименее нужным.
Еще обширнее круг вмешательства комбинирующей фантазии при других обстоятельствах: когда, например, поэту не вполне известны подробности события, когда он знает о нем (и действующих лицах) только, по чужим
рассказам, всегда односторонним, неверным или неполным в
художественном отношении, по крайней мере с личной точки зрения поэта.
Рассказ никак бы не был скучен, хотя и не имел бы особенного
художественного значения.
Почва для симуляции была, таким образом, необыкновенно благоприятна: статика безумия была налицо, дело оставалось за динамикой. По ненамеренной подмалевке природы нужно было провести два-три удачных штриха, и картина сумасшествия готова. И я очень ясно представил себе, как это будет, не программными мыслями, а живыми образами: хоть я и не пишу плохих
рассказов, но я далеко не лишен
художественного чутья и фантазии.
Автор взял не тип русской простой женщины, а явление исключительное, и потому
рассказ его фальшив и лишен
художественного достоинства.
Разъясни нам автор хоть это, — мы бы готовы были проследить его
рассказ шаг эа шагом, и вступить с ним в какие угодно
художественные и психологические рассуждения.
Но зато тем более доверия внушают
рассказы г. Аксакова, тем живее является перед нами эта жизнь, не составленная
художественным образом из обломков и лоскутков, а просто изображенная в своей фактической верности.
В Америке область
художественная понимается еще шире: знаменитый американский писатель Брет-Гарт [Брет-Гарт Френсис (1839–1902) — американский писатель. Речь идет о его
рассказе «Разговор в спальном вагоне» (1877).] рассказывает, что у них чрезвычайно прославился «художник», который «работал над мертвыми». Он придавал лицам почивших различные «утешительные выражения», свидетельствующие о более или менее счастливом состоянии их отлетевших душ.
Его задача — надлежащим образом видеть и слышать, а затем воплотить увиденное и услышанное в образе (безразлично каком: красочном, звуковом, словесном, пластическом, архитектурном); истинный художник связан величайшей
художественной правдивостью, — он не должен ничего сочинять [Не могу не привести здесь для иллюстрации слышанный мною от Л. Н. Толстого
рассказ, как одна пушкинская современница вспоминала, что сам Пушкин в разговоре с ней восхищался Татьяной, так хорошо отделавшей Евгения Онегина при их последней встрече.].
Но для меня последствия были не от плохих
художественных качеств
рассказа, а от этого выступления Наташи.
При жизни писателя его
художественные произведения лишь отчасти были охвачены двенадцатитомными «Сочинениями» (СПб. — М., изд-е т-ва М. О. Вольфа, 1885–1887) и двенадцатитомным же «Собранием романов, повестей и
рассказов», выходившим как приложение к журналу «Нива» за 1897 год (СПб., изд-е А. Ф. Маркса).
Есть возражения против
художественной стороны
рассказа: указывают, быть может, справедливо на его искусственность, манерность, видимое желание сгустить ощущение ужаса, наконец, на слабую психологическую разработку конца, — этой стороны вещи касаться не стану, не чувствую себя компетентным.
Говорили, будто одному из наиболее любимых путешественником лиц в его свите был предложен богатый подарок за то, если оно сумеет удержать герцога на определенное по маршруту время. Это лицо, — кажется, адъютант, — любя деньги и будучи смело и находчиво, позаботилось о своих выгодах и сумело заинтересовать своего повелителя
рассказом о скандалезном происшествии с картиною Фебуфиса, которая как раз о ту пору оскорбила римских монахов, и о ней шел говор в
художественных кружках и в светских гостиных.